Первая советско-финляндская война. Или может не война?

---

Была ли война между Советской Россией и Финляндией на заре финской независимости, ну или так называемая «Первая советско-финская война», как её определяет, например, «Википедия», - вопрос отнюдь не праздный. Казалось бы, ответ на него лежит на поверхности: между финскими добровольческими отрядами и Красной Армией в 1918-22 годах имели место несколько довольно серьезных столкновений, получивших в финской историографии общее название «племенные войны». Ну, значит, была же война! И даже дату её официального объявления называют – 15 мая 1918 года, хотя текст с этим самым объявлением войны России до сих пор никто в глаза не видел. Однако главная «изюминка» тут в том, что словесные баталии по вопросу о том, была война или нет, начались еще весной 1918 года на вполне официальном уровне.

Как известно, в конце января 1918 года в Финляндии вспыхнула крайне кровопролитная, хотя и сравнительно непродолжительная гражданская война. Российские большевики, естественно, поддержали в этом конфликте своих идеологических соратников - красных финнов, то есть финских социал-демократов, помогая им оружием и военными советниками. Это обстоятельство дало финским белым основание назвать войну «Освободительной» и представить дело таким образом, как будто речь идет не о внутреннем конфликте, а об отражении большевистской агрессии, ставящей своей целью лишить финнов только что обретенной независимости, менее чем месяц назад теми же большевиками и дарованной. До начала 60-х годов в финской историографии термин «Освободительная война» главенствовал, и постепенно начал заменяться более объективными терминами Гражданская или Междоусобная война.

Как известно, не без помощи высадившихся в Финляндии германских экспедиционных сил, белые войну выиграли и советское правительство оказалось перед необходимостью налаживать отношения со вчерашними врагами красных. Находившийся в Хельсинки дипломатический представитель советского правительства К.Е. Кованько 9 мая (здесь и далее даты по новому стилю) встретился с представителем финских властей доктором К.Г. Идманом для вручения ему своих полномочий в качестве Представителя Российской Республики. Однако Идман полномочия не принял, мотивировав это тем, что «в настоящее время, при создавшейся обстановке, большевистское Правительство Российской Республики не может иметь в Финляндии своего Представителя, так как это правительство находится в войне с Финляндией и, прежде чем назначать своего представителя, должно состояться соглашение между правительством России и Финляндии».

На возражения Кованько, что Россия никакой войны Финляндии не объявляла, Идман парировал: «хотя официального акта об объявлении войны Россией Финляндии не было, но война фактически ведется: русские солдаты сражаются в рядах красной гвардии на финляндской территории, и красная гвардия поддерживалась и вооружалась Русским Правительством». В завершении встречи Кованько поинтересовался, можно ли слова Идмана расценивать как официальное подтверждение, что Финляндия находится в состоянии войны с Россией, но прямого ответа не получил. Полномочия финский представитель также не принял.

Итак, советское правительство в мае 1918 года не считало, что Россия находится в состоянии войны с Финляндией. Финны, хотя и утверждали, что фактически война идёт, официально объявлять её также не спешили. Хотя еще в марте началась первая интервенция финских добровольцев на территорию российской части Карелии, положившая начало «племенным войнам», но и это событие не стало поводом к официальному объявлению войны ни одной из сторон. Важно отметить, что Финляндия именно события гражданской войны, а отнюдь не «племенных войн», рассматривала как начало военных действий c Россией.

Вопрос о войне между Финляндией и Россией предсказуемо стал предметом острой дискуссии на первых мирных переговорах между сторонами в Берлине в августе 1918-го. Финны доказывали, что между странами «фактически было военное состояние», а большевистское правительство не только поддерживало, поощряло и вооружало мятежников, но и фактически являлось инициатором гражданской войны в Финляндии. Российские представители упирали на то, что никакого акта о состоянии войны со стороны финского правительства до сих пор так и не последовало (здесь можно поставить точку в истории о якобы имевшем место объявлении войны 15 мая), демобилизация российской армии началась еще в конце января, сами финны рассматривали российских солдат не как комбатантов, а как партизан, в результате чего массово расстреливали их при попадании в плен.

 В результате возникшей дискуссии стороны к компромиссу так и не пришли, зато со слов председателя финской делегации стало понятно, почему Финляндия так упорно настаивает на том, что война с большевиками все же была. Дело в том, что после высадки в Финляндии немцев и краха обороны красных финнов, в руки белых попало российское военное имущество на миллиарды рублей. В случае признания состояния войны между сторонами, все это имущество можно было рассматривать как военную добычу и не возвращать законному владельцу. Правда российская делегация позже заявила, что для признания российского имущества военной добычей необходимы два условия: начать реальную войну с Россией и победить в ней.

17 августа представитель Совета финляндских народных комиссаров в России Вяйне Пукка даже представил экспертное заключение на тему «Воевала ли Россия с Финляндией», в котором доказывал, что никакой войны на самом деле не было. Однако представителей финляндской делегации экспертное мнение Пукко не интересовало, поэтому в очередном заявлении от 24 августа они сообщили:

«Мы, Уполномоченные Финляндии, представляли то понятие, что […] военное имущество после всего того, что произошло, должно рассматриваться непосредственно перешедшим в собственность финской казны. Этому требованию Уполномоченные России противились. Наше понятие основывается на том явном факте, что между Финляндией и Россией было военное положение. Но когда мы предлагали в подтверждение этого привести обязывающие доказательства, то уполномоченные России отказывались вдаваться в обсуждение их».

Учитывая нерешаемые трения не только по вопросу имущества, но и по территориальному вопросу (финны категорически затребовали у России не только всю территорию Карелии, но и Кольский полуостров с Соловецкими островами, что по площади сильно превышало половину площади Финляндии), 25 августа переговоры были прерваны.

Пока шли переговоры в Берлине, началось фактическое отторжение российских территорий в пользу Финляндии, так как население оккупированного финскими добровольцами Ребольского прихода еще 3 августа проголосовало за присоединение к Финляндии, а 31 августа финское правительство удовлетворило их просьбу. Но ни это, ни нападение финансируемых финскими властями добровольцев на Олонецкую Карелию весной-летом 1919 года, когда бои шли в том числе в пригороде Петрозаводска, ни включение в состав Финляндии в октябре 1919-го уже второго оккупированного прихода, на сей раз поросозерского, не заставили советское правительство объявить Финляндии войну. Более того, в начале 1920-го года Москва согласилась сохранять статус-кво присоединенных в одностороннем порядке российских территорий до начала переговоров. Финское же руководство старательно делало вид, что к «акциям добровольцев» не имеет никакого отношения. Просто горячие сердцем граждане Финляндии, исключительно по собственному почину отправились помогать восставшим братьям-соплеменникам, то есть карелам.

В начале весны 1920-го очередной финский отряд вторгся в район Печенги на берегу Баренцева моря, мотивируя свои действия защитой финского имущества и гостиниц(!) на этой территории. Однако уже 22 марта Красная Армия начала операцию по вытеснению финнов с захваченной территории. Это вызвало гневные протесты со стороны Хельсинки, однако направленная в Москву возмущенная(!) нота ожидаемого впечатления не произвела.

23 марта Народный комиссариат иностранных дел в очередной ноте разъяснил нелогичность финской позиции и объяснил, к чему это может привести. Во-первых, НКИД указал, что советское правительство пообещало временно (до заключения мирного договора) сохранять статус-кво исключительно Ребольского и Поросозерского приходов, насчет Печенги никто ничего финнам не обещал. Во-вторых, НКИД пояснил, что построенные гостиницы не дают права «вносить изменения в права государственной власти на территории». Ну а помимо прочего, НКИД указал на то, что изменение в правах государственной власти на территории может наступить только в результате взаимной договоренности двух государств, но такой договоренности между Россией и Финляндией нет. Далее, поскольку РСФСР признала государственную независимость Финляндии, она вправе рассматривать финские войска на своей территории как иностранные, нарушающие суверенитет государства. Напомнив, при этом, что именно Финляндия в Берлине настаивала на том, что РСФСР и Финляндия де-факто находятся в состоянии войны. И до сих пор никакой акт, меняющий положение вещей, заключен не был. Поэтому протесты финских властей по поводу того, что Россия с помощью вооруженных сил выдворяет со своей территории войска страны, находящейся в состоянии войны с ней, не имеют никаких оснований.

 При этом НКИД еще раз подчеркнул, что если и в этот раз советская нота будет оставлена без внятного ответа, это будет иметь «роковые последствия» и финляндское правительство не сможет потом «пожаловаться на то, что оно не было предупреждено». Таким образом, советская сторона уже сама решила использовать тему войны, чтобы вынудить Финляндию сесть за стол новых переговоров. Ужесточение советской позиции сыграло свою роль. Уже весной прошли предварительные переговоры, а 12 июня 1920 года начались мирные переговоры в эстонском Тарту.

В Тарту спор о войне между Россией и Финляндией разгорелся с новой силой. Обсуждения велись в рамках экономической комиссии, собственно, с выяснения этого «деликатного» юридического вопроса деятельность комиссии и началась. Если вкратце, то повторилась ситуация в Берлине: финская сторона вновь настаивала на безвозмездной передаче ей всего российского военного имущества и материалов, находящихся на территории Финляндии, рассматривая их как военную добычу, а советская сторона против такого поворота событий категорически возражала.

Надо заметить, что положение советской стороны оказалось довольно двусмысленным: ведь именно РСФСР предложила переговоры о перемирии и мире, но при этом, по советской версии, никакой войны не было. Финны, естественно, не преминули указать советской делегации на это обстоятельство, подкрепив свое мнение справкой с перечислением «актов агрессии» со стороны России (при этом актами агрессии считались даже инциденты на границах захваченных финнами районов) и документальных доказательств в виде 74 приложений, состоящих из документов и материалов, по финской версии подтверждающих правоту Финляндии. Финская делегация настаивала, что война началась зимой 1918 года, когда часть российских гарнизонов в Финляндии прямо или косвенно поддержала выступление финских «красных». Про оккупацию российских территорий или поход на Петрозаводск, финны решили не упоминать.

Смысл ответа Москвы сводился к тому, что до заключения Брест-Литовского мира с Германией, действия русских войск на финской территории были подчинены задаче защиты России от германского удара через Финляндию. Другие действия русских частей объяснялись «инициативой» местного командования, а не указаниями центральных властей. При этом отрицать очевидные факты, в частности поддержку правительства красных в финской гражданской войне, советская делегация не собиралась. Но упирала на то, что в Москве именно это правительство считали единственным легитимным, а потому помощь ему была вполне законным актом. Против последнего аргумента финны пытались возражать, но довольно неуклюже. Например, было заявлено, что законным может считаться правительство, контролирующее большую часть территории страны. Но советская сторона парировала, что сама Финляндия только что признала законными властями Украины правительство С. Петлюры, которое контролировало ничтожную часть территории собственно Украины.

В отношении событий, связанных с нападениями финских добровольцев на российскую территорию, Москва признавала, что вела боевые действия, давая вооруженный отпор агрессору. Но при этом считала их не войной, а результатом «неурегулированности» отношений между двумя странами, особо подчеркивая, что советские войска при этом границу не переходили. Соглашательская позиция большевиков в данном случае не очень понятна, ведь финские добровольцы по своему положению фактически мало чем отличались от принимавших участие в финской гражданской бывших российских солдат. Вместо того, чтобы указать на неоднократные акты агрессии, российская делегация фактически оправдывалась за совершенно законные действия Красной Армии. А как уже показала практика, никакого смягчения финской позиции это дать не могло, скорее наоборот, демонстрировало финнам слабость.

В итоге вопрос о войне так и не был урегулирован, поскольку необходимость в этом отпала в связи с принятием компромиссного решения об отказе от взаимных экономических претензий. Тем не менее, в октябре был подписан именно мирный договор, подведший черту под более чем двухлетним состоянием «ни войны, ни мира».

Подводя итог, можно подчеркнуть несколько важных моментов:

а) Несмотря на многочисленные дискуссии на тему состояния войны, ни одна из сторон в итоге к объявлению или хотя бы официальной констатации состояния войны так и не прибегла. 

б) Карту войны разыгрывала финская сторона, причем делала это в основном по экономическим мотивам, надеясь бесплатно заполучить российское военное имущество, стоимость которого оценивалась в фантастические 4 миллиарда рублей. При этом, когда эта карта мешала текущим планам, её легко отбрасывали, как это произошло в случае с неудачной попыткой захватить Печенгу и последовавшим за этим финскими протестами. Можете себе представить, например, чтобы германский МИД в 1943 году заявил бы Москве ноту протеста по поводу освобождения Советской Армией Киева? Само по себе это обстоятельство свидетельствует, насколько серьезно финны воспринимали эту «войну». Не менее показательно, что вопрос о ней был автоматически закрыт в связи с отказом советской стороны от экономических претензий к Финляндии.

в) Несмотря на целый ряд достаточно масштабных столкновений на советско-финляндской границе, боев между регулярными финскими и советскими частями за это время почти не было, не считая нескольких мелких инцидентов. Фактически, финское правительство с весны 1918-го занималось тем же, в чём яростно обвиняло советские власти и что считало достаточным для признания состояния войны – засылало на сопредельную территорию людей и оружие. Но если правительство большевиков делало это с целью поддержки в гражданской войне правительства, которое считало легитимным, то единственной целью походов финских добровольцев было приращение Финляндии новыми территориями.

г) Советское правительство упорно не желало считать действия финских добровольцев даже де-факто объявлением Финляндией войны. Также по вполне очевидным внутри- и внешнеполитическим причинам, но тем не менее. Не менее характерно, что активное участие финских добровольцев в боях в Карелии зимой 1921-22 годов, то есть уже после подписания Тартуского мирного договора, не привело не только к объявлению Россией войны, но даже к разрыву дипломатических отношений между странами.

Можно утверждать, что советская сторона не только не считала события 1918-22 годов войной с Финляндией, но и активно противилась такой постановке вопроса со стороны самой Финляндии. Финны же поднимали его главным образом для того, чтобы безвозмездно получить в свою собственность захваченную ими российскую собственность. И хотя между Финляндией и РСФСР в рассматриваемый период действительно имели место достаточно серьезные столкновения, считать эти события полноценной войной вряд ли стоит. Первым действительно полномасштабным военным конфликтом между СССР и Финляндией стали события зимы 1939-40 годов.