Маннергейм и Петроград. Часть 2

Клещи регента.

Идея похода на Петроград при новом статусе Маннергейма лишь обрела новые, более четкие формы. Теперь ему не нужно было о чем-то договариваться с какими-то там гражданскими политиками, руки его были развязаны внутри страны, но не на внешнеполитическом поприще. Но и отношение Маннергейма к цели такого похода несколько изменилось. Он был главой Финляндии - страны, которую уже признали 16 государств мира. И, нельзя не отметить, что он работал на благо своей новой родины (так, как он его понимал) с не меньшим энтузиазмом, чем когда-то служил Российской Империи. В целом свои взгляды на ситуацию Маннергейм изложил еще 28 октября в письме из Парижа своей старой знакомой княжне Марии Любомирской. Он писал, что Россия рано или поздно восстановит свое величие, большевики ли в ней останутся или власть возьмут «белые». И Империя будет стремиться к возвращению своих прежних границ. И чтобы избежать столкновения с ней, нужно совершить «рыцарский поступок» и освободить Петербург, «заложив основы будущих хороших отношений». Иными словами, идея похода на Петроград в глазах Маннергейма теперь выглядела как залог будущего Финляндии как независимого государства.

Правда, мнение Маннергейма разделяли далеко не все даже внутри самой Финляндии. Так военный министр Р. Вальден прямо заявлял, что «большевизм для нас не так опасен, как империализм в России». Многие разделяли ту точку зрения, что для Финляндии будет лучше, чтобы хаос в России продлился как можно дольше, а потому поход в Россию для прекращения гражданской войны будет неуместным. Но это было, в общем, не столь важно. Маннергейм уже не раз демонстрировал, что вполне может просто проигнорировать мнение тех, от кого он никак не зависел. Еще хуже, что задуманный Маннергеймом «рыцарский поступок» не интересовал тех, для помощи кому он был задуман. А. И. Деникин и его соратник С. Д. Сазонов еще в декабре предупреждали Англию и Францию, чтобы те не поддерживали поход финнов на Петроград. Во-первых, взятие столицы финнами было бы оскорблением для русского белого движения, во-вторых, многим была памятна устроенная «освободителями» бойня русского населения в Выборге, и представители белого движения опасались повторения трагедии в Петрограде. Более того, в январе 1919 года на парижской конференции представители русских белых прямо заявили, что независимость Финляндии в России никто не признавал, кроме большевиков, и это вопрос должен рассматриваться на Учредительном собрании.  В результате, союзники, по словам самого Маннергейма, к идее похода финнов на Петроград «не проявляли никакого интереса».

Но Маннергейм не был бы сам собой, если бы так легко отказывался от своих больших замыслов. Уже 23 декабря, на следующий день после его прибытия в Финляндию, оперативно созданный комитет помощи Эстонии подписал с эстонским «белым» правительством договор об отправке финских добровольцев для борьбы против местных «красных». В общей сложности туда убыло около 4 тыс. финских солдат, которые воевали под командованием генерала Ветцера, подчинявшегося непосредственно Маннергейму. Помощь эстонским «белым» была оказана не только из соображений «классовой солидарности». Эстонию Маннергейм рассматривал как отличный плацдарм для удара в направлении Петрограда с запада и как удобную базу для обеспечения возможных операций против большевиков на северо-востоке России. Любопытно, что в конце февраля командующий эстонской армией генерал-майор Й. Лайдонер напрямую ставил перед финнами вопрос о важности взятия Петрограда как для финнов, так и для эстонцев. Но Маннергейм посчитал, что время еще не пришло и что финская армия не готова к этому.

Финский добровольческий корпус в Эстонии.

Вторым этапом задуманного Маннергеймом большого «освободительного похода» должна была стать олонецкая экспедиция, в результате которой финны получили бы крупный плацдарм севернее Петрограда, на Свири. Здесь уместно напомнить о разрабатываемых еще весной 1918-го планах по разжиганию сепаратизма и стимулированию «национальных восстаний» в Карелии, а также о походе на Свирь через Приладожье. В начале 1919 года эти замыслы были реанимированы и переведены в практическую плоскость. Но теперь за спиной Финляндии не стояла могучая Германия, и действовать нужно было осторожно. Поэтому финское руководство все активнее разыгрывало карту «добровольцев», причем довольно нагло и цинично. Так, в январе 1919 года британский МИД предложил финнам вывести свои войска из оккупированной еще в мае Ребольской волости. В ответ Маннергейм заявил, что это вызвало бы недовольство внутри Финляндии и финское правительство не сможет гарантировать, что добровольцы против воли правительства не захватят Реболы снова.

В феврале 1919-го начались практические мероприятия по реализации «Олонецкого похода». Занимался этим все тот же комитет помощи Эстонии, а позже был сформирован т.н. олонецкий комитет, затем переименованный в карельский. Военным руководителем предстоящей кампании был назначен егерь-майор Гуннар фон Херцен, на тот момент служивший в Сортавальской пограничной группе. Херцен полагал, что для осуществления замысла вполне достаточно будет набрать тысячу добровольцев. Чтобы не вызывать лишних вопросов, Херцен уже 18 марта уволился из армии.

Непосредственные организаторы и руководители «олонецкой экспедиции» офицеры-егеря Гуннар Эмиль фон Хертцен (1893-1973) и Густав Рагнар Энос Нордстрём (1894-1982)

Финский парламент старались держать в неведении относительно очередного похода, поскольку крупнейшая в парламенте фракция (после изгнания оттуда социал-демократов) – аграрии и прогрессивная партия выступали за решение «карельского вопроса» мирным путем. Тем не менее, слухи о начавшейся подготовке просачивались наружу. Уже 14 февраля советское правительство обратилось к Финляндии с нотой, осуждающей подготовку к агрессии. Удостоить ответом большевиков финское руководство не сочло нужным, а вот собственному парламенту премьер-министру Л. Ингману 21 февраля пришлось врать, что «у Финляндии нет никаких планов нападения на Россию» и нет намерений вмешиваться в её внутренние дела. С другой стороны, Ингман завел уже отработанную пластинку о том, что правительство не может препятствовать «отдельным добровольцам» переходить границу для оказания помощи восставшему карельскому населению.

Между тем, «не желающее вмешиваться во внутренние дела России» финское руководство уже 1 марта приняло решение об оказании всесторонней помощи бунтующим карельским крестьянам. В рамках этой самой помощи продолжались поставки оружия населению Олонецкой Карелии, а к повстанцам был направлен специальный майор Котилайнен делегат для детального ознакомления с ситуацией. Организовывать открытую вербовку добровольцев и формирование из них отрядов для участия в боевых действиях на сопредельной территории финское правительство пока не решалось, но оказывало всяческое содействие в переходе добровольцев через границу и готово было способствовать формированию повстанческой армии в российской Карелии. Карельский комитет, занимавшийся непосредственной подготовкой «похода», намеревался в случае успешного развития продолжать его до самого Петрограда. Однако уже 18 марта правительство неожиданно отыграло назад, запретив карельскому комитету рискованное предприятие. Причиной стал полученный не слишком благоприятный отчет майора Котилайнена о перспективах экспедиции. Но тут в дело вмешался сам Маннергейм и влиятельные сторонники «олонецкого похода», подготовка к которому, к слову сказать, шла без особых заминок. В итоге 2 апреля правительство вновь вернулось к рассмотрению вопроса.

На заседании были изучались три варианта действий.

а) «Большой поход» силами армии для завоевания Карелии и Ингерманландии. Фактически это была бы полноценная война с Советской Россией, на которую у финнов не было, прежде всего, финансов. Без иностранной помощи он возможен не был, а зондирование почвы за рубежом показало, что Великобритания категорически против этой затеи.

б) «Малый поход» силами финских добровольцев и примкнувших к ним местных жителей с целью захвата Олонецкой Карелии. Сторонников у данного проекта было предостаточно, начиная от самого Маннергейма и военного руководства, до большинства членов правительства.

в) Отмена похода ввиду его неблагоприятных перспектив. Наиболее влиятельным сторонником этого варианта был премьер Л. Ингман, но его авторитета было явно мало, для блокирования мощного конгломерата «ястребов».

В итоге 3 апреля правительство санкционировало «малый поход». А на следующий день Маннергейм уже выступал перед новоизбранным парламентом с пафосной речью о том, что «Финляндия не может равнодушно смотреть на страдания соплеменных народов, еще находящихся под властью большевиков». О том, что еще накануне правительство уже дало согласие, Маннергейм сообщить парламентариям не счел нужным. Но теперь расклад сил в парламенте резко изменился, поскольку социал-демократы в очередной раз победили на выборах, взяв восемьдесят мест из двухсот. Эсдеки выступили резко против планов Маннергейма, обратившись 9 апреля с запросом Ингману о том, ведется ли вербовка добровольцев для походов в Карелию или на Петроград. 11 апреля премьеру вновь пришлось откровенно врать парламентариям, рассказывая, что ни про какие походы, ни про каких добровольцев он ничего не знает, и вообще, правительство категорически против любых планов нападения на Россию, а потому никаких разрешений не давало и давать не собирается. О решении правительства от 3 апреля Ингман, конечно же, скромно умолчал. Однако в конце выступления он вновь начал рассказывать про невозможность сдержать патриотический порыв финских добровольцев, которые пожелают помочь соплеменникам.

Лаури (Ларс) Йоханнес Ингман (1868-1934), премьер-министр Финляндии в 1918-19 и 1924-25 годах.

Впрочем, правительство Ингмана уже стало историей. 17 апреля был сформирован новый кабинет министров, главой которого был назначен министр финансов правительства Ингмана Каарло Кастрён – ярый сторонник активной борьбы за Карелию. Интересно отметить, что хотя в своих предвыборных обещаниях Аграрная и Национальная прогрессивная партии (а представители этих партий составляли большинство в новом правительстве) выступали как сторонники мирного решения карельского вопроса, на практике именно они оказались наиболее активными сторонниками «малого похода». Из 15 членов нового кабинета девять работали в прежнем правительстве, однако позиции сторонников активных действий в Карелии существенно укрепились. Характерно, что без своего портфеля остался, например, министр иностранных дел Карл Йохан Энкель, бывший офицер Российской Императорской Армии и наиболее последовательный противник любых военных авантюр в Карелии. Дополнительно масла в огонь подлило начавшееся 11 апреля наступление русских белых и частей англо-французских экспедиционных сил на севере России, грозившее «перехватить» территории, на которые нацелились Маннергейм & Со. В результате в ночь на 21 апреля группировка финских добровольцев пересекла границу и вторглась в российское Приладожье.

Финские добровольцы батальона фон Херцена перед началом «Олонецкого похода»

В первые дни наступление развивалось достаточно успешно, уже 23 апреля финны заняли Олонец. Но это вызвало серьезное беспокойство не только у большевистского правительства, но и у русских «белых», которые попросили Антанту предостеречь Финляндию от захвата Карелии. Эта просьба, помимо прочего, интересна тем, что ни у «красных», ни у «белых» в России никаких иллюзий относительно того, кто играет первую скрипку в «олонецком восстании», а также о реальном замысле всего предприятия с «добровольцами», не было. Уже 6 мая, наряду с долгожданным признанием своей независимости со стороны Англии, финское правительство получило фактически требование сначала от Франции, а на следующий день и от Англии, дать гарантии, что поход финских добровольцев в Олонию не имеет целью территориальную экспансию. Финское правительство было вынуждено 9 мая дать такое обещание, однако Маннергейм, как действующий глава государства, ничего подобного не сделал, что вызвало у Антанты подозрения, что Финляндия банально пытается её обхитрить.

"Финны просят многого, но они не получат ничего, совсем ничего!"

Озаботившись «периферийной» стратегией, Маннергейм главной задачей продолжал считать удар непосредственно на Петроград с Карельского перешейка. Уже в феврале он заявлял американцам о принципиальной готовности финской армии к походу на Петроград, нужна была только моральная и материальная поддержка этой акции. Но если поход в Олонецкую Карелию или в Эстонию можно было планировать без какого-либо участия со стороны русских белогвардейцев, то в отношении Петрограда из-за позиции Антанты свои действия Маннергейм был вынужден тесно увязывать с русскими, что, в свою очередь, сильно не нравилось многим финским националистам. Да и позиция белогвардейских вожаков внушала мало надежд на соглашение.

14 января 1919 года в Выборге прошел съезд русских эмигрантов, на котором был избран новый глава «Особого комитета по делам русских в Финляндии», которым стал бывший министр Временного правительства, последний обер-прокурор Священного синода А.В. Карташов. Созданный еще в октябре 1918 года комитет занимался в основном вопросами помощи русским беженцам и в целом имел благожелательное отношение со стороны финского правительства (ему даже выделили 500 тысяч марок на обеспечение его деятельности), но с января 1919-го функции комитета существенно изменились. Де-факто он превратился в своего рода политический штаб при генерале Н.Н. Юдениче, тайно прибывшем в Финляндию в начале января и взявшем на себя задачу по формированию армии из осевших в Финляндии и Швеции русских офицеров для удара на Петроград. «Особый комитет» практически немедленно провозгласил генерала лидером Белого движения на Северо-Западе России, предоставив ему диктаторские полномочия. Естественно, в первую очередь Юденич обратился за помощью к финскому правительству. 

Николай Николаевич Юденич (1862-1933)

Финская сторона, в свою очередь, старалась определить отношение русских белогвардейцев к финской независимости. В конце января в Париж была направлена специальная делегация, целью которой было выяснение настроений «Русского политического совещания» (РПС) представлявшего белогвардейское правительство на мирной конференции в Париже и лидеров русского белого движения А.В. Колчака и А.И. Деникина. Но официальная позиция русских белогвардейцев финнов разочаровала донельзя: ни о каком признании независимости как минимум до созыва Учредительного собрания речи идти не могло. Однако если в официальных заявлениях белого движения все было однозначно, то внутри него такого единения не наблюдалось. Финская армия, которая по заявлениям Маннергейма могла бросить на Петроград до 100 тыс. бойцов, была более чем весомым козырем в деле борьбы с большевиками. Ведь тот же Юденич, если бы даже собрал в своей армии всех русских эмигрантов из Финляндии, не смог бы получить более 16 тыс. человек при около 2,5 тыс. офицерах. Неудивительно, что чем ближе к Хельсинки находился очередной политический центр белого движения, тем менее категоричны в вопросах финской независимости были его члены. И особенно это касалось русских комитетов в Финляндии и Эстонии. Даже председатель РПС С.Д. Сазонов, еще в конце февраля сформулировавший общую парадигму отношения белогвардейских правительств к Финляндии как «…никто в настоящее время не правомочен дать какие-либо заверения в смысле признания независимости Финляндии, т.к. это право принадлежит исключительно будущему Русскому народному собранию», 3 марта писал Колчаку, что для того, чтобы не погубить начатое Юденичем дело, вполне можно дать финнам хотя бы какие-то удовлетворяющие их обещания, например, поддержать позицию Финляндии перед Русским народным собранием, тем более, что эти обещания, в общем-то, ровным счетом ни к чему не обязывали. Называя вещи своими именами, Сазонов предлагал просто обмануть финнов, дав им в обмен на помощь обязательства, никак их независимость не гарантирующие.

Председатель «Русского политического совещания» министр иностранных дел правительства Колчака Сергей Дмитриевич Сазонов (1860-1927)

Тем временем в марте, практически одновременно с подготовкой «олонецкой экспедиции», по приказу Маннергейма к юго-восточной границе Финляндии начали стягивать финские войска и перебрасывать боеприпасы. Однако кабинет министров на сей раз поддержать Маннергейма в вопросе Петрограда был не готов. Членов правительства не устраивала занятая русскими белыми категоричная позиция в отношении финской независимости, тем более что русские её регулярно подкрепляли соответствующими публичными заявлениями. Уже 6 марта представители «Русского политического совещания» обратились к председателю парижской мирной конференции с письмом, требовавшим не решать без представителей русского народа судьбу «нерусских» национальностей, проживающих в России в границах 1914 года (исключение было сделано лишь для Польши). А в конце марта в Париже вышла брошюра с программным заявлением РПС против независимости Финляндии, словно палач выбивавшая табуретку из-под ног сторонников похода на Петроград, и прежде всего Маннергейма. На этом фоне в глазах многих финских государственных деятелей рассказы Маннергейма о том, что русские в благодарность за взятие Петрограда «отпустят» Финляндию в свободное плавание, стала выглядеть, по меньшей мере, наивной. Кроме того, в более широких политических кругах против открытой войны с советской Россией выступали не только левые, то есть социал-демократы, но и значительная часть центристов. «Аграрии» в конце марта на совещании парламентской фракции даже ставили вопрос об отставке Маннергейма. Одно дело было с помощью добровольцев попытаться урвать у бывшей метрополии лакомый кусок территории, и совсем другое – открыто воевать с огромным восточным соседом без каких-либо гарантий Финляндии со стороны Антанты и русских белогвардейцев.

Ситуацию усугубляли и разногласия по вопросу похода на Петроград внутри самой Антанты. Франция в целом благожелательно смотрела на финскую помощь в деле захвата Петрограда, а вот англичане и американцы полагали, что это лишь усилит путаницу и создаст Финляндии «лишние опасности». Маннергейма такой подход раздражал, в конце марта он писал финскому посланнику в Париже, что союзники упускают время, не понимая всей выгоды создания большого плацдарма на северо-западе России для дальнейших действий против большевизма. Между тем финны могли бы помочь за самую малость, например «Восточную Карелию, 500 миллионов деньгами и самоопределение Ингерманландии…». Несложно отметить «эволюцию» взглядов Маннергейма: если осенью 1918-го он говорил о «рыцарском поступке» для будущего признания «белой» Россией финской независимости, то теперь в нагрузку к «рыцарству» хотел еще и существенных территориальных приращений. Впрочем, вопрос о Восточной Карелии и Ингерманландии, очевидно, был «костью», которую Маннергейм собирался бросить националистическим кругам Финляндии за поддержку похода на Петроград, а деньги были нужны на оснащение армии и финансирование военных действий.

Но усилия Колчака по развалу наметившегося было между белогвардейцами и финнами военного сотрудничества даром не пропали. Если еще зимой правительство Ингмана дало Юденичу разрешение на вербовку и формирование русской армии в Финляндии, и даже отстаивало эту позицию перед не разделявшим её парламентом (тут, очевидно, свою роль сыграла и позиция Маннергейма), то после демаршей «Русского политического совещания» антагонизм между финнами и белогвардейцами в Финляндии начал принимать формы откровенной травли последних. В страну был запрещен въезд русских офицеров, а сам Юденич должен был покинуть Финляндию до 1 мая. При этом формирование армии Юденичу полностью не запретили, однако ввели серьезные ограничения. Так, он мог одновременно формировать в Финляндии не более одного батальона, после чего переправлять его на южный берег Финского залива. Русским офицерам было полностью запрещено носить оружие и использовать его даже в учебных целях.

Новое правительство Кастрёна в своей позиции по Петрограду от предыдущего отличалось не сильно. Сам премьер-министр вскоре после назначения в интервью американской газете «Чикаго дейли ньюс» заявил:

«Мы боимся большевизма, но мы также боимся русского империализма; главари последнего неоднократно заявляли, что они против независимой Финляндии. Мы стоим на страже против интриг этих империалистов». Предельно ясно позицию правительства озвучил бывший министр иностранных дел Энкель: «Не может быть и речи о содействии в восстановлении режима, который не признает отделение Финляндии от России».

Такой поворот событий сильно разочаровал «Особый комитет по делам русских в Финляндии», поскольку его члены искренне надеялись, что Маннергейм и Энкель, как ранее находившиеся на российской службе, будут способствовать его мероприятиям. В составленной в начале мая в канцелярии А.В. Карташова записке с досадой отмечалось:

«Возлагавшиеся на Маннергейма и Энкеля надежды, что ими будет предоставлена русским широкая возможность к продолжению и развитию начатой в Финляндии при прежнем правительстве деятельности по организации борьбы с большевиками, не оправдались. Объясняется это как энергичной деятельностью и пропагандой всех германофильствующих групп в расчёт коих не входило возрождение России до восстановления Германии, тем более при помощи союзников, а также личному положению Маннергейма и Энкеля, которые будучи «русской службы», боясь быть обвинёнными в слишком больших симпатиях к русским (что ловко и муссировалось), оказались для нас хуже чисто финских министров и на деле их отношение к русскому делу было совершенно неблагоприятным».

Карл Йохан Алексис Энкель (1870-1959), сын генерала от инфантерии Карла Карловича Энкеля. В конце XIX века начал военную карьеру, но быстро разочаровался в службе и получил инженерное образование. С 1911 года активный участник политической жизни в Финляндии. В 1917 году даже являлся официальным представителем Финляндии при дворе Императора Николая II.

Очередной ушат масла в разгоревшийся в Финляндии огонь откровенной русофобии был влит в начале мая, когда РПС выступило с резким протестом против признания независимости Финляндии Великобританией. Финские газеты начали писать, что любая поддержка русских белогвардейцев должна быть приравнена к государственной измене.

Таким образом, политические элиты в Финляндии практически единодушно демонстрировали крайнюю осторожность в вопросе сотрудничества с русскими белогвардейцами. Но без контактов с последними поход на Петроград был невозможен, прежде всего из-за занятой Антантой позиции. Если бы Маннергейм не стоял во главе Финляндии в это время, имея в своих руках всю полноту власти, можно было бы достаточно уверенно говорить о том, что идея похода на Петроград умерла бы, не успев толком родиться, а «Особый комитет…» вместе с Юденичем просто вышвырнули бы из страны. Но у руля был Маннергейм, который с фанатичным упорством продолжал развивать идею похода, опираясь на немногочисленных сторонников среди военных и т.н. «активистов» - наиболее деятельных и радикальных представителей финского национализма.

«Можно подумать, что Финляндия покорила Россию»

8 мая, т.е. два дня спустя после протестов РПС по поводу признания Великобританией независимости Финляндии, к Маннергейму прибыли представители Юденича генералы С.К. Белосельский-Белозерский и Е.К. Арсеньев, с которыми он начал конфиденциальные переговоры о возможности участия финской армии в походе на Петроград. Маннергейм сразу заявил, что благоприятная возможность уже упущена, но выразил готовность к совместному походу при выполнении русской стороной определенных условий, главным из которых было признание «авторитетной русской властью» финской независимости, а также обещание Финляндии «нечто такого», что могло бы дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». Обсуждение условий шло фактически до конца мая, в процессе представители Юденича вновь пытались уговорить Маннергейма посредством ничего не гарантирующих туманных обещаний, а Маннергейм настаивал на конкретном и открытом заявлении о признании независимости. Договориться не удавалось.

Тем временем, 13 мая с территории Эстонии при поддержке эстонской армии в направлении Петрограда нанес удар т.н. «Северный корпус» под командованием генерал-майора А.П. Родзянко и уже 23 мая овладел селом Копорье, выйдя на подступы к Петрограду. Настроения в среде белых офицеров в этой связи вызывали вполне определенную тревогу в финских правящих кругах. Сам Родзянко высказывался в том духе, что после взятия Петрограда Белая армия пойдет возвращать Финляндию. Ситуация складывалась довольно «пикантная». Хотя финская буржуазия и националистическая общественность негодовали и возмущались присутствием Юденича на своей территории, финское правительство, уверенное в скором крахе большевиков, пыталось лавировать таким образом, чтобы не сильно злить русских белых.

Боевые действия под Петроградом с мая по сентябрь 1919 года.

Маннергейм же спокойно готовил план похода. С учетом выхода на подступы к Петрограду белогвардейско-эстонских войск Маннергейм полагал, что для решающего удара по городу хватит и армии мирного времени. Одну дивизию предполагалось оставить в резерве, одна наносила удар из Рауту (Сосново), а вторая из Раяйоки. Согласием «белых» Маннергейм после провала переговоров не сильно интересовался. Был и второй путь – спровоцировать Советскую Россию на войну. В течение мая – июня на границе под Петроградом начались регулярные инциденты, в том числе обстрелы советской территории финской артиллерией. Но советское правительство меньше всего было заинтересовано во вступлении в войну с ним еще и Финляндии, поэтому свой отпор ограничивало главным образом дипломатическими нотами. Поэтому Маннергейму пришлось продолжить поиск общего языка с представителями русского белогвардейского движения, одновременно добиваясь материальной и моральной поддержки со стороны Антанты.

На Парижской мирной конференции Япония и Франция в целом склонялись к тому, чтобы оказать нажим на Финляндию в вопросе содействию Юденичу для организации наступления на Петроград, но Англия и США заняли совершенно противоположную позицию, не скрывая своего негативного отношения к участию Финляндии в походе на Петроград, причем даже в союзе с русскими белогвардейцами. Сообщения о таких настроениях поступали Маннергейму из самых разнообразных источников. Прибывший 26 мая в Финляндию начальник союзнической военной миссии в Финляндии и Прибалтике британский генерал Х. Гоф весьма недвусмысленно дал понять Маннергейму, что Финляндии не стоит совать нос в русские дела. При этом сам Гоф считал совместный русско-финляндский поход на Петроград с военной точки зрения весьма полезным, но по политическим причинам крайне нежелательным. Не только из-за многочисленных опасностей, грозящих Финляндии в случае неудачи (да и удачи тоже, мнение русских белогвардейцев секретом не было), но и из-за крайней политической нестабильности внутри самой Финляндии, в том числе сильных разногласий по данному вопросу в кабинете министров.

Впрочем, несмотря на откровенно негативное отношение англичан к его затее, неутомимый регент уже 31 мая выкатил англичанам… условия, при которых он, Маннергейм, будет готов вести свою армию на Петроград! Ознакомившись с ними, становится ясно, что именно, по мнению Маннергейма, должно было дать финскому народу «необходимое воинственное одушевление». В числе политических требований Маннергейм желал:

- Нейтрализации Балтийского моря, разрушения Кронштадта и соответствующих крепостей с финской стороны.

- Создание нейтральной сухопутной зоны между Петроградом и финской границей.

- Уступка Печенги и узкой полосы территории, соединяющей Печенгу с Финляндией

- Проведение плебисцита на сопредельной с Финляндией территории, причем границы Финляндии будут установлены после выявления вопроса, под финским или русским управлением население собирается жить.

В числе военных требований было снабжение Финляндии самолетами, танками и другими военными материалами, финансовая помощь в размере 10 миллионов фунтов стерлингов, снабжение Петрограда продовольствием за счет союзников, передачу района Петрограда под управление финской администрации до тех пор, пока Юденич не будет в состоянии его занять. При этом границы Финляндии и здесь «подлежали обсуждению». Юденичу милостиво соизволялось продолжать формирование армии на финской территории до тех пор, пока финны не перейдут российскую границу.

Между тем, начала буксовать и «олонецкая экспедиция». 12 мая части Красной Армии отбили Олонец. Финнам остро не хватало наличных сил: пара тысяч набранных добровольцев и около тысячи присоединившихся к ним местных с задачей захвата огромной территории явно не справлялись. В конце мая финские представители установили контакт с вышедшими к Онежскому озеру войсками британского генерала Мейнарда, но достичь тесного взаимодействия между ними не удалось из-за разногласий между русскими белыми и финнами. Так, новый военный руководитель олонецкой экспедиции полковник А. Сихво потребовал, чтобы в случае совместных действий русские войска были удалены из тех районов, которые будут захвачены благодаря взаимодействию с финнами! Естественно, эта идея не нашла поддержки ни у британцев, ни тем более у белогвардейцев. На политическом уровне, вопреки собственным же обещаниям, финское правительство продолжало попытки протолкнуть Антанте идею о проведении плебисцита в Карелии.

Позиции финской артиллерии на реке Тулокса после отхода из Олонца.

Правительство Колчака, со своей стороны, начало уговаривать союзников оказать давление на Финляндию в вопросе помощи русским белым под Петроградом, тем более что наступление Родзянко на подступах к городу застопорилось. Назначение Юденича Главнокомандующим всеми русскими антибольшевистскими сухопутными, морскими вооружёнными силами на Северо-Западном фронте 5 июня ситуацию ничуть не изменило. Не помогли белым даже вспыхнувшие восстания в фортах «Серая лошадь» и «Красная горка». Колчак же упорно гнул свою линию, отказываясь признавать финский суверенитет. Единственное, на что он был готов – признать существующее финское правительство и его право на внутреннее управление в Финляндии, т.е. фактически признавал и так существовавшее до 1917 года положение. Маннергейм же в это время уже откровенно врал финским парламентариям, что военное вмешательство в Гражданскую войну в России облегчит Финляндии решение вопроса о восточной Карелии, Ингерманландии и т.д., играя на тонких националистических струнах народных избранников.

В начале второй декады июня под натиском с двух сторон вроде бы «сломались» главные противники похода финнов на Петроград – англичане. Уже 12 июня Сазонова поставили в известность, что английское военное ведомство будет в принципе не против участия финнов в походе, но при условии, что в нем примут участие и все наличные силы русских, русским главнокомандующим будет Юденич, и что общее руководство будут осуществлять союзники, но никак не финны. Маннергейму отстранение его от участия в реализации его мечты вряд ли понравилось бы, но уже 16 июня Форин Офис отыграл назад, сочтя такие условия недостаточными и включив в список требований к участию финских войск в интервенции гарантии отказа Финляндии от территориальных претензий к России, включая и Восточную Карелию. Подобное требование было неприемлемо уже для финнов, «Олонецкая армия» которых в это время стояла на подступах к Петрозаводску. 

22. Солдаты 2-го полка «Олонецкой добровольческой армии» двигаются на Петрозаводск через деревню Пряжа.

Между тем ситуация под Петроградом заставила Юденича вновь обратиться к финским властям, фактически в обход своего несговорчивого «Верховного правителя». В первой половине июня межу финским правительством и представителями Юденича начались очередные тайные переговоры, которые с финской стороны вели второй министр иностранных дел Л. Эрнроот и военный министр Р. Вальден. Переговоры вновь уперлись в вопрос о предоставлении самоопределения Восточной Карелии, настойчиво проталкиваемый финнами, хотя в целом большинство членов кабинета выступало за сотрудничество с Юденичем. В итоге было принято решение отложить все до возвращения из Парижа главы финского МИДа Рудольфа Холсти, который приехал только 20 июня.

Но Маннергейм, почувствовав, что как никогда близок к осуществлению своей мечты, ждать не намеревался. 19 июня, не ставя в известность правительство, он подписал лично с Юденичем проект военно-политического договора, в котором независимость Финляндии признавалась безо всяких условий, а жители Карелии получали право на самоопределение. Руководство всей операцией возлагалось, конечно же, на Маннергейма, финские войска оказывали помощь в поддержании порядка, но на занятой территории действовала русская администрация. Для достижения своих целей внутри страны Маннергейм активно «заигрывал» с радикальными националистами – егерями и т.н. «активистами». Правда со стороны правых цель похода выглядела несколько иначе, о чем они, не стесняясь, писали в своей прессе. Праворадикальная печать в июне призывала захватить Петроград и продиктовать Колчаку требования о признании независимости. Другим вариантом развития событий, по мнению такого рода прессы, была полная изоляция России от Балтийского моря и ликвидация политического значения Петрограда «посредством международного соглашения».

19 июня проект был доведен до англичан, но последние его не оценили, и вышеуказанные требования к финнам со стороны Великобритании пополнились еще двумя пунктами: получение ясного одобрения со стороны финского парламента и получение санкции со стороны Колчака. Без этого англичане отказывались снабжать и финансировать финские военные усилия. Учитывая, что британская дипломатия редко что-либо делает просто так, можно предполагать, что, выдвигая такие требования она заранее говорила «нет» любым дальнейшим попыткам проталкивать план Маннергейма. Победившие на выборах весной 1919 года социал-демократы гарантировано «утопили» бы любую попытку регента протащить через парламент решение о военной интервенции в Россию. Правительство же о сделке с Юденичем узнало только 3 июля, в результате чего разгорелся настоящий скандал. Все всё, конечно же, отрицали, но Холсти привел неопровержимые доказательства существования договора. Как поступить правительство раздумывало до 11 июля и, в конце концов, решило сделать вид, что ничего не было.

Пойти на столь кабальное соглашение Юденича вынудило критическое положение Северо-западной армии на южном берегу Финского залива. Оправившись от поражения, советская 7-я армия уже 21 июня перешла в наступление и медленно начала теснить белых к эстонской границе. В тот же день к Маннергейму из Архангельска прибыл генерал В.В. Марушеский с просьбой о помощи уже от главы правительства Северной области Е.К. Миллера. Маннергейм немедленно пообещал ему в течение 10 дней мобилизовать семь дивизий общей численностью до 100 тыс. человек и совместными усилиями финских войск, русских Северо-западной и Северной армий взять Петроград. В ответ правительство Миллера обязалось признать независимость Финляндии, передать ей Печенгу и в дальнейшем рассмотреть вопрос о самоопределении некоторых Карельских волостей. На мнение финского правительства Маннергейм уже традиционно наплевал и в этом случае. Но вот не учитывать мнения Колчака он, к своей досаде, не мог. 

Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий Русской (белой) армией Александр Васильевич Колчак (1874-1920)

Оба белых «региональных лидера» ходатайствовали об утверждении заключенных договоров перед верховным правителем Колчаком, но последний нужного понимания ситуации не проявил и предсказуемо счел предложения Маннергейма фантастическими. «Можно подумать, что Финляндия покорила Россию», - заметил он. Одновременно, Сазонов разъяснил Юденичу, что помощь Финляндии не должна увязываться с политическими или территориальными уступками, что финны должны помогать, дабы получить в будущем хоть какие-то основания для политических притязаний. Иными словами, вступить в войну, по мнению руководителей белого движения, Финляндия должна была «за спасибо» и в надежде, что будущее русское правительство учтет её заслуги и может даже признает независимость.

В то же время Колчак, понимая, что без финнов все его севернее «армии» имевшие в своем составе в лучшем случае по 15-20 тыс. человек, сами с задачей взятия Петрограда не справятся. Поэтому 23 июня он сам направил Маннергейму телеграмму, в которой пустопорожними в своей массе и ничего не гарантирующими заявлениями попытался склонить Маннергейма в пользу похода, упирая на то, что «сейчас не время сомнениям или колебаниям, связанными с какими-либо политическими вопросами», но в дальнейшем он не видит ровным счетом никаких причин для появления «неразрешимых затруднений между освобожденной Россией и финляндской нацией». Не государством, заметим, а именно нацией. Вместе с тем Колчак обратился и к союзникам, заранее уговаривая их снять возможные возражения против похода финнов на Петроград. Но тем временем самому Маннергейму стало было не до ответов «верховному правителю».

Окончание

Маннергейм и Петроград. Часть 1

Маннергейм и Петроград. Часть 2

Маннергейм и Петроград. Часть 3